23.01.2025

Интервью актрисы ТЮЗа Марины Осенко для журнала "Мысли"

Актриса Воронежского государственного театра юного зрителя Марина Осенко рассказала в интервью журналу "Мысли" о своем творческом пути, работе в театре и жизни.
Делимся полным текстом интервью.

– Марина, в сентябре этого года исполнилось 10 лет с того момента, как ты работаешь в ТЮЗе. Какие яркие события этих лет наиболее памятны?

– В первую очередь, встречи с разными режиссёрами, которые в чём-то стали для меня и учителями в жизни, и педагогами в творчестве. Знакомство с ними, совместная работа, их наставничество оказали влияние на моё представление о работе в театре. Благодаря им состоялся мой определённый профессиональный рост. Ну и, конечно, роли в спектаклях. Некоторые из них, увы, уже сняты с репертуара. Но такова наша профессия. У меня были любимые роли в таких, уже ушедших с афиши спектаклях, как «Мой бедный Марат» в постановке Александра Сидоренко, «Чудики» (режиссёр Вадим Кривошеев). «Чудиков» я очень любила. Это был по-настоящему душевный спектакль, да и роль там была значимая для меня не только в театре, но и по жизни. А из последнего – это «Битва по средам». Спектакль тоже покинул нашу афишу. С ним мы побывали на различных фестивалях. Показали себя, посмотрели других. Здорово, что мы смогли поработать над ним с таким режиссёром, как Георгий Цнобиладзе. Я оказалась в этом спектакле случайно, буквально впрыгнув в последний вагон уходящего поезда. Первоначально моё участие в нём не планировалось. Но, к счастью, всё сложилось в мою пользу, я играла в «Битве…», за что безумно благодарна судьбе. Памятна работа и с Викторией Печерниковой над «Маленьким Муком».

– Ты с детства мечтала быть актрисой?

– К сожалению для моей мамы, да. У меня и папа, и мама из актёрской среды. Они учились на театральном отделении Воронежского музыкального училища. Мой папа Валерий Александрович Юрьев и мама Татьяна Сергеевна были однокурсниками с артистом нашего театра Сергеем Смирновым. А вёл курс режиссёр Михаил Логвинов. Но так получилось, что мои родители надолго в актёрской профессии не задержались. Но всё же творческая среда не миновала нашу семью. По сути, я с детства воспитывалась в нашем ТЮЗе, где моя мама в ту пору работала заместителем директора по зрителю. Большую часть своего времени проводила там. Но окончательно поняла, что хочу быть на сцене, быть причастной к магии, которая происходит на подмостках, когда посмотрела спектакль «Синяя птица» по пьесе Мориса Метерлинка в постановке Михаила Логвинова. Это был, по-моему, 2001 год. И мне жутко захотелось из зрительской части зала (хотя и там находиться было интересно) переместиться именно на сцену.

– Значит, родители не слишком одобрили твоё желание стать сопричастной театру.

– Так и было. Я должна была учиться (поступила, была зачислена) на географическом факультете ВГУ по специальности «географический туризм». Но я сказала: «Мама, я ещё попробую в нашу Академию искусств поступить. Если поступлю на бюджет, будет здорово». Ну, я и поступила на бюджет, на курс Алексея Константиновича Дундукова.

– Прямо с первого раза?!

– Да. Поступила, потом мне стали ещё платить повышенную стипендию. Думаю, есть что-то свыше, то, что каждому из нас предрешено и предначертано. Поэтому мой приход в театр должен был случиться. Не знаю, куда судьба потом ещё выведет. Призвание – это замечательно. Но я считаю, что нужно и дальше развиваться. Было бы здорово получить ещё какое-то образование.

– Вступительные испытания в Академию легко дались?

– Мне было просто, наверное, и потому, что параллельно я занималась у мамы, которая вела школу-студию «DJ-teens» для ведущих шоу-программ и ди-джеев дискотек. У нас были и сценическая речь, и хореография. До этого, пока мама работала в филармонии, я пела на разных площадках, потом была музыкальная школа, далее шоу-группа «Звёздный дождь». Когда ещё училась в школе, примерно с 14 лет, пела в концертах на бэк-вокале с бардом Сергеем Гребенниковым. Года четыре мы с ним ездили по Воронежской области с выступлениями. Но в плане внутренней перестройки (эстрада – это одно, а театр - совершенно другое) пришлось с помощью педагогов переламывать себя. Но мне повезло с преподавателями и по речи, и по актёрскому мастерству. Алексей Константинович был невероятно крутым теоретиком. Он был уже в возрасте, поэтому сам нам что-то показывать не мог. Но было достаточно его слова, его наставнического внимания, чтобы понять, как этот театральный механизм работает. Кроме того, в студенческие годы мы были одной большой семьёй, всегда помогали друг другу. Общались мы с представителями всех курсов, набирались у них опыта. Не забывали о нас и педагоги, которые напрямую не были с нами связаны. Они приходили, что-то подсказывали. – Всё это может появиться уже в театре. Возможно, нечто подобное появляется с возрастом. Хотя, может, годы тут и ни при чём. Я не знаю, как это всё «работает». Если человек уверен в себе, то никакой зависти у него нет. Мне повезло, поскольку нам нечего делить в театре.

– Марина, почему после успешного окончания института ты, уроженка Воронежа, вдруг на два года уезжаешь сначала в Череповец, затем в Вологду? Что, не нашлось места в наших театрах?

– Я поехала за своим будущим мужем Ильёй. Он учился на год старше меня. Вместе мы отправились на фестиваль студенческих театров «Будущее театральной России» в Ярославль. На него традиционно приезжали «купцы» из разных городов, чтобы отобрать для своих коллективов лучших выпускников. Илью пригласили в Череповецкий Камерный театр, куда режиссёр Сергей Закутин взял и меня, несмотря на то, что я ещё училась на четвёртом курсе. Сдавала всё экстерном и, по сути, жила на два города: Череповец и Воронеж. Мой первый рабочий день в профессиональном театре выпал на 27 марта 2012 года – Международный день театра. У нас был большой спектакль-капустник, посвящённый этому событию. Было очень тепло и атмосферно, что и помогло мне влиться в профессиональную театральную среду. А после окончания сезона мы со спектаклем «Рядовые» по пьесе Алексея Дударева поехали на фестиваль «Голоса истории» в Вологду. Там нас увидел режиссёр Зураб Нанобашвили и пригласил перейти в Вологодский театр драмы. Мы согласились. Отработали там два сезона. А потом поняли, что как-то надо расширять семью, заботиться о родственниках. Думали-думали, и ничего лучше не надумали, как вернуться в Воронеж. А здесь сам Бог велел идти в театр, где я выросла – ТЮЗ.

– Без проблем взяли в труппу?

– Без. Александр Николаевич Латушко знал меня лет с шести. Я росла на его глазах. Когда мне было лет 10-11, меня стали привлекать с вокальными номерами для участия в новогодних программах. Плюс мы с Ильёй предоставили ему все записи наших спектаклей в Череповце и Вологде. Александр Николаевич посмотрел и сказал: «Ребята, работайте».

– Для тебя есть разница в том, для кого ты играешь в конкретный момент: совсем малышей, старших школьников, взрослой публики?

– Да. Это заключается и в форме подачи материала со сцены. Допустим, нам сообщают, что сегодня в зале находятся ребята с особенностями развития. Мы начинаем говорить чуть потише, чтобы не напугать их. Четвёртая стена четвёртой стеной, но наша главная задача сделать всё так, чтобы они ещё раз захотели прийти в театр. У ТЮЗов есть ещё и определённая воспитательная функция, которой нельзя пренебрегать. Надо думать, что и как ты делаешь для конкретного зрителя. И та энергия, которая исходит со сцены в зал, в определённых ситуациях должна быть дозированной. Конечно, здорово, что мы имеем возможность общаться и с маленькими зрителями, и представителями среднего возраста, и совсем взрослыми. Главное, чтобы произошёл взаимообмен энергией между артистами и зрителями. Почему люди до самых седин работают в театре? Явно не за зарплату, а из-за того, что они не могут существовать без этой зрительской энергетики. Мы работаем именно ради этих мгновений взаимного обмена энергетическими потоками. Ты видишь реакцию зрителей, получаешь какие-то отзывы на свою работу, и тогда приходит осознание, что ты на правильном пути, всё делаешь на сцене не зря.

– Для какой аудитории тебе интереснее и приятнее работать?

– Так получается, что сейчас я больше работаю для детишек. У меня у самой маленький ребёнок, поэтому понимаю из личного опыта, что и как нужно делать, чтобы найти к ним подход. Работы со взрослым репертуаром в последнее время у меня не так много. На малой сцене занята в спектакле «Война, беда, мечта и юность», на большой играю Дашу в «Синем платочке» В. Катаева. Надеюсь, появится что-то ещё. Наша профессия очень переменчива. Видимо, всему своё время.

– Ты контактный человек, легко сходишься с людьми?

– Да, легко. Но в этом есть как плюсы, так и минусы. Я довольно откровенный человек, и если мне что-то не нравится, я напрямую говорю об этом. Наверное, подобное не всегда бывает хорошо.

– Тебе часто приходилось разочаровываться в людях, которых ты подпускала к себе, доверялась им?

– К сожалению, да. Но на это нужно смотреть философски, ведь на своих ошибках мы учимся. Я не собираюсь становиться менее открытым человеком, иначе можно скатиться в депрессию. Мне этого не надо. Я буду, по возможности, всё-таки немного наивной. Зато так жить веселее.

– Твой муж тоже работал в ТЮЗе, но потом ушёл из актёрской профессии. Не пыталась отговорить его от этого решения?

– Нет, а зачем? У каждого свой путь. Ему нравится то, чем он занимается сейчас. Фотографией он начал заниматься где-то с 2012 года, когда мы стали работать в Череповце. Мне как раз подарили на день рождения фотоаппарат, вот Илья у меня его и «одолжил». Тогда работа в театре и увлечение фотографией шли у него параллельно. В итоге он выбрал то, что было ему ближе. Но работа в театре не прошла бесследно. Всё накопленное за эти годы он легко может применить и в своей нынешней работе. Это и коммуникабельность, и возможность импровизировать, и умение что-то срежиссировать на съёмках.

– По отношению к твоему творчеству он строгий критик?

– Я бы сказала, что он очень объективный. На любую мою работу смотрит адекватно и трезво. Если ему что-то не нравится, сразу скажет об этом. Он никогда попусту не будет превозносить меня. Взгляд со стороны всегда необходим. Ты сколько угодно можешь прекрасно чувствовать себя внутри спектакля, а на деле оказывается, что всё это яйца выеденного не стоит, нужно что-то пересматривать, переделывать. Для этого, собственно говоря, и нужны режиссёры. Они видят сразу общую картину, а в наших силах проследить только линию своего персонажа.

– Ты легко «впускаешь» в себя своих героинь, перестраиваешься на волну, которую задают автор и режиссёр?

– Иногда бывает сложно, поскольку не понимаешь, как подступиться к персонажу. Приходится работать на преодоление. Особенно подобное ощущается во время вводов в спектакль. Ты не был в процессе его построения, в разработке роли. Она свалилась на тебя уже готовая, и выкручивайся, как хочешь. Благо, все мы работаем ради общего дела, стараемся помогать друг другу. Театр – это семья. В семье всякое бывает. Но мы, не смотря ни на что, стараемся друг друга поддерживать.

– С середины декабря по первую декаду января в театрах – новогодняя страда. На этот раз вы будете практически ежедневно играть по три спектакля. Такой марафон сильно выматывает?

– Случается. Пока у нас на эти дни в общей сложности запланированы 64 показа премьерного спектакля «Щелкунчик» в постановке Максима Иванова. Но в этом году у нас есть большой плюс. Предыдущие два года мы играли в один состав, а сейчас у нас будут два состава. Конечно, физически выдержать такой график бывает непросто. Лет восемь назад после такого вот новогоднего марафона у меня начал пропадать голос. Оказалось, что это штука хроническая, вызванная физическим перенапряжением. Это издержки нашей профессии. Нужно просто распределять свои силы и уметь восстанавливаться.

– Тебе доводилось исполнять роль Снегурочки?

– Неоднократно. Последний раз, наверное, я примеряла на себя её образ, когда была беременна. То есть, семь лет назад. Актрисам на роль Снегурочки отведён свой срок. Когда ты взрослеешь, надо с ней расставаться. Но в памяти остаются воспоминания о том чуде, которое ты даришь не только зрителям, но и самой себе: становишься немножечко феей, возвращаешься в детство, снова, хотя бы ненадолго, начинаешь верить в чудеса.

– А какая она была в твоём прочтении, понимании?

– Сложно сказать, поскольку сама себя со стороны я не видела. Но ощущала я Снегурочку, как лёгкую, игривую, словно одного из детей, в окружении которых она находилась.

– Наверняка на протяжении этого марафона на спектаклях не обходится без казусов…

– На «Алисе в стране чудес» было несколько случаев, когда партнёры запутывались в парике моей героини – Белой королевы. Однажды Вика Крутчинских в костюме пешки по мизансцене подходила ко мне, чтобы сказать, что Алиса хочет стать пешкой. В этот момент микрофон Вики запутывается в моём парике. Да так сильно, что мы достаточно долго не можем расцепиться. Кое-как я всё же сорвала микрофон со своего парика, но несколько сцен пришлось играть с растрёпанными волосами. Также в «Алисе» мы пели дуэтом с Антоном Надточиевым. И опять мой длиннющий белый парик зацепился, но на сей раз уже за пуговицу на его сюртуке. Две сцены так и играли, не расцепившись. В результате, когда пуговица держалась уже на одной ниточке, мы её оторвали, я его оттолкнула со словами: «Ну что ты прицепился ко мне, как банный лист?». Естественно, этих слов в спектакле не было. А микрофоны не раз отключались. Вот и родилась у нас замечательная фраза: «Давай споём в унисон в один микрофон». У нас все поют вживую, поэтому и приходилось подходить к партнёру, петь в его микрофон, закреплённый на голове, чтобы не сорвать вокальную партию. Кроме того, и свет отключался, и костюмы рвались. Подобные казусы нас сближают, роднят, сплачивают. На протяжении новогоднего марафона ты должен быть готов ко всему. Может произойти всё, что угодно.

– Когда такие ситуации случаются, не выбивает ли это из колеи?

– Нет, моментально приходит какое-то решение. Не знаю, какое чувство приходит тут на помощь, но все за секунды максимально концентрируются, начинают понимать друг друга как никогда, совместно искать варианты решения проблемы. Включается настоящая командная работа. Ведь зритель-то не виноват в этих неожиданных ситуациях, он должен продолжать смотреть действие

– Дорогой для тебя наградой было получение областной театральной премии за роль Белой королевы?

– Да. Это первая и пока единственная моя награда. Мне было безумно приятно ещё и потому, что эта роль – не характерная для меня. Изначально по распределению Нины Чусовой, которая ставила «Алису», Белую королеву должна была исполнять приглашённая артистка из Театра оперы и балета. Я же была назначена на Красную королеву. Но что-то там не сложилось, и Нина поменяла расклад. Когда члены жюри отсматривали этот спектакль в рамках премии «Браво», я была практически без голоса. Залила себе в гортань все лекарства, какие только можно, чтобы хоть как-то немного расслабить связки. Так что было вдвойне приятно, что эту мою работу оценили. Я очень люблю эту роль. Создав этот образ, ощутила ту самую магию, за которую зацепилась в детстве после просмотра «Синей птицы». В «Алисе» потрясающие музыка, свет, крутая командная работа. За «Алису» мне ни в коем случае не стыдно. Сколько она будет существовать в репертуаре, столько я буду всех зазывать на этот спектакль.

– Что ты больше любишь: Новый год или Рождество?

– Рождество. В Новый год не получается расслабиться и отдохнуть, поскольку понимаешь, что впереди ещё минимум неделя праздничного марафона. А 7 января мы стабильно, вот уже который год, все вместе отмечаем и Рождество, и Новый год именно в этот день. Дальше, по традиции, театр даёт нам небольшой отпуск, когда можно подлечить то, что «наработал» за «новогодку», восстановить голос, подготовиться к следующей половине сезона, да и просто набраться сил. Многим со стороны наша работа кажется лёгкой. На самом же деле, порой бывает очень тяжело физически. Поэтому надо успевать и уметь расслабляться.

– Такое понятие, как актёрская дружба, существует?

– Да, безусловно! Хотя, правда, не для всех. Но в большинстве своём многие артисты дружат не только с коллегами по своему театру, но и с представителями других коллективов. В том числе, общаются и семьями, по возможности ходят друг к другу на спектакли. Чтобы там ни говорили, я всё же считаю, что театральная сфера достаточно дружелюбна. Возможно, в кино, каких-то больших театрах всё это обстоит иначе. Но мне везло и в Череповце, и в Вологде, и в Воронеже на встречи и общение с хорошими людьми.

– Марина, ты замечательно поёшь. Каждый раз, когда слышу тебя, просто заслушиваюсь. Дополнительно занимаешься вокалом, как-то поддерживаешь аппарат?

– Аппарат стараюсь поддерживать в домашних условиях. Мне изначально повезло с педагогами в музыкальной школе № 11, которую я окончила. Особое спасибо моему педагогу по хороведению Лидии Викторовне Калининой. С педагогами по вокалу в институте искусств тоже повезло. В «Алисе» не было бы той Белой королевы, которую сейчас могут видеть зрители, если в своё время я не работала бы с Владимиром Александровичем Карташовым. Кроме того, у нас в театре есть свой педагог по вокалу, с которым мы работаем вот уже семь лет. Это Екатерина Пархоменко. Она настоящий профессионал, благодаря ей в ТЮЗе может запеть каждый, всё зависит от его желания.

– В твоей биографии есть ещё одна грань – озвучивание анимационных фильмов. Для тебя это творчество, или, всё-таки, способ заработка?

– Творчество, поскольку такой способ заработка денег-то практически и не приносит. Такая ситуация не только в Воронеже, но и в Москве, и в Санкт-Петербурге. Первостепенным в этой работе является желание оставить после себя немного истории, благодаря этой записи. Я это так рассматриваю. Для меня это больше хобби внутри профессии. Мне повезло. Я начала работать в студии дубляжа «Рианимедиа» у Александра Фильченко с 14 лет. Моей первой записью совместно с Мишей Каданиным, был фильм «Голос далёкой звезды». Он хранится у меня дома на диске. Такой опыт в юном возрасте тоже повлиял на мой выбор актёрской профессии.

– Сын любит маму, как актрису?

– Да. И гордится тем, что я артистка. Хотя, порой, ругаюсь с ним по этому поводу. Я лишний раз не люблю афишировать информацию о том, где и кем работаю. Приятно, когда люди общаются со мной, как с человеком, а не как с актрисой Мариной Осенко. Бывает некомфортно, когда те, кто ни разу не бывал в ТЮЗе, узнают, что я там работаю. А вот когда люди, видевшие меня на сцене, вдруг узнают, здороваются, это, конечно же, приятно и дорогого стоит. Но специально, напоказ, козырять своей профессией я не люблю. Вот и говорю сыну, чтобы он как можно реже произносил фразу: «А моя мама работает в театре». Однажды был забавный случай. Сын ходит заниматься в бассейн. Как-то услышала его разговор с ребятами. Мой говорит: «Вот моя мама – артистка». Другой мальчик: «А моя – врач». Третий: «А у меня мама в полиции работает. Она сейчас вас всех посадит». А вообще Гоша с пяти месяцев в театре. В то время, шесть лет назад, Юрий Катаев ставил у нас «Щелкунчика». И сын уже тогда смотрел на сцену своими глазёнками так, будто видит манну небесную. Из-за того, что он растёт внутри театра, он им «болеет». Знает весь репертуар, все песни всех актёров, все танцы. Скажешь ему – сыграй вот это – он тут же это воспроизведёт. С одной стороны, подобное и здорово, а, с другой, – опасно. Теперь я очень хорошо понимаю мою маму, которая не хотела, чтобы я шла в театр. Но, поживём – увидим. Что он выберет, то и выберет. Но было бы здорово, чтобы его будущая профессия была в иной сфере, не театральной.

– Какими качествами нужно обладать актёрам, чтобы дети поверили им, потянулись к ним и их персонажам?

– Быть на сто процентов искренними, верить в то, что ты делаешь, не притворяться, помнить о том, что внутри каждого из нас живёт определённая энергия маленького ребёнка, которую нужно хотя бы немножко поощрять, холить и лелеять. Тогда и жизнь будет приятнее, мир вокруг станет радостнее и ярче. Этого сейчас всем нам очень не хватает.(!)