ДРАМА-ТРЭШ, ИЛИ УБИТЬ ЮЛЮ!
Источник материала: «Петербургский театральный журнал»В этом театре я, можно сказать, выросла. Каждый год наш класс водили на очередную премьеру по школьной литературной программе. Спектакли были хорошие, идущие вслед за автором-классиком. Но в лидеры российского театрального процесса воронежский ТЮЗ, казалось, не стремился. Правда, в конце 1980-х здесь случился явный прорыв, когда из Иркутска в Воронеж приехал Михаил Бычков со своей небольшой командой. Но взлет был недолгим, Бычков основал свой Камерный театр, и о ТЮЗе вновь заговорили только в пределах города.
Сцена из спектакля.
Фото — Дмитрий Никулин.
И вот, возможно, именно сейчас это место вновь получило шанс ярче проявиться на театральной карте России. В нынешнем сезоне пост художественного руководителя занял молодой режиссер Евгений Кочетков, которого назначили сюда после удачной премьеры его спектакля «У ковчега в восемь». И он решил пойти «ва-банк», пригласив на постановку первого спектакля при своем руководстве известного своей неординарностью режиссера Анатолия Ледуховского.
Это был вызов, который театр принял и, на мой взгляд, с ним справился на удивление легко и профессионально. Ледуховский выбрал классика Островского и его пьесу «Последняя жертва», создав, как он сам признается, спектакль «на любителя». От себя добавлю: на любителя театра не иллюстративного, но авторского, не боящегося смелых решений и адаптации классического сюжета под день сегодняшний.
А это важно для театра живого, меняющегося вместе со временем, не застывающего в возвышенной отрешенности от перемен.
Анатолий Ледуховский, как водится, прибегает к гротеску, сгущенному порой до трэша, смещает и совмещает времена и нравы, помещает героев давней пьесы в условно-театральное место и не мешает при том свободно общаться со зрительным залом. Здесь нет «четвертой стены», разделяющей прошлое и настоящее, зато существует единое пространство игры и ее восприятия сегодняшним зрителем. Без накладных бород, самоваров и «конфект». С отличным не только музыкальным (композитор Мария Галкина), но и звуковым оформлением: то храп, то убаюкивающее «ч-ш-ш», то «кис-кис», то еще что-то, погружающее в атмосферу страшной сказки или истории почти инфернальной.
Сцена из спектакля.
Фото — Дмитрий Никулин.
Пространство, выстроенное сценографом Андреем Щаевым, практически пустое, ограниченное с трех сторон подобием стен. За полупрозрачной завесой похрапывает одетая в красный «русский народный» сарафан горничная Михевна — Кира Ковалева, кое-как примостившись на стуле. Мебели нет, понимай так, что все распродать успела Юлия Тугина — Мария Малишевская, дабы удовлетворить запросы молодого любовника Дульчина — Антона Надточиева. Только час от часу двое монтировщиков тащат в пустую комнату буфет, ставят его к стене, получая за это бутылку водки. Да портреты вешаются на стены. В первом, запечатлевшем покойного мужа Тугиной, без труда угадывается сам Александр Николаевич Островский. Впрочем, повисит он здесь недолго, лишь обозначив свое присутствие в истории, уступив место портретам героев из продолжения истории, которая закончится совсем не так, как ожидается.
Если в драме времен Островского неприглядные поступки было принято скрывать под внешне благовидным поведением, то в нынешнем спектакле всё на виду, никто не прячется и не маскируется, чувства напоказ, притворство внахлест, живут, будто цыганочку с выходом пляшут. Тугина Малишевской совсем не похожа на хрупкую несчастную вдовушку с платочком у носа, чтобы слезы смахивать. Нет, эта Тугина — дама крепкая, на исходе молодости, на что угодно пойти готовая, дабы потрафить своей поздней влюбленности. То затянет привычно-заунывное «Вади-и-и-м!», то смело сбросит юбки перед Флором Федулычем Прибытковым — Сергеем Смирновым, дабы попросить в долг. Или так смачно поцелует, что у Прибыткова дух захватит на минутку. Он же — мужчина в летах, но в силе, не многословен и готов тут же «пробить по базе» потенциального жениха. Любви-то у него нет, зато сила есть и выгоду всегда понимает.
Сцена из спектакля.
Фото — Дмитрий Никулин.
А уж как понимает ее, буквально нюхом чует, на лету ловит Глафира Фирсовна в просто блистательном исполнении Анастасии Гуменниковой. В черном изящном платьице, с черной картонной кошкой на руках, в общем, дамочка без комплексов, она способна и рюмочку-другую со смаком опрокинуть, и шубу себе выторговать, и такую интригу замутить, что только держись.
Любви как таковой здесь нет, от слова «совсем». Только капризы, да поиск выгоды. И пытается такой молодой и симпатичный Дульчин — Надточиев каяться и жалеть Юлию, даже повеситься пробует, да только получается это все не слишком естественно. Раз, словно канал переключили, и он уже готов ответить на «африканскую страсть» Ирэнь — Ирины Секушиной. А она-то здесь словно только что из Кракова прилетела, по-русски говорит плохо, жеманится отлично. Акцент, впрочем, тут же исчезнет, как только поймет она, что капитал-то у жениха отсутствует, ну а на нет и страсти нет. Да и сама Юлия — Малишевская, узнав про измену несостоявшегося суженого, первым делом хрипло закричит про «долги», а не про любовь.
А меж тем, пока до конца еще далеко, вся компания наших героев усядется на авансцене, нацепив темные очки, и начнет под гармошку в руках Олега Столповского совсем по-островскому «куражиться» над публикой, находящейся в непосредственной близости. Лавр Мироныч — Андрей Лунев, отец Ирэнь, так смачно заказывает яства для предстоящего ужина с Прибытковым, что у зрителей текут слюнки. Тоже — человек-фантом, азартно играющий в хозяина жизни и без особого напряжения отправляющийся в финале в долговую яму. И Салай Салтаныч — Николай Байбаков, еще один человек с акцентом, фигура гротесково-зловещая, расскажет про правила бытия. И до невозможности смешной Лука Дергачев — Евгений Шендеровский, панк-рэпер, явит все свои музыкально-пластические таланты, на забывая одалживать рублики у кого угодно. И прильнувшая к Лавру Миронычу Михевна — Ковалева потребует ананасы. В общем, сплоченная компашка, что тут скажешь.
Сцена из спектакля.
Фото — Дмитрий Никулин.
Сказать по правде, Юлию Тугину — Малишевскую, в этом шабаше не участвующую, все-таки немного жаль. Теряющую на наших глазах всё, слегка нелепую женщину, бесконечно переодевающуюся то в свадебный, то в траурный наряд, мечущуюся, неприкаянную, играть умеющую, но не очень любящую. Ей бы к алтарю, хоть с кем-нибудь, а ее режиссер — в гроб.
К финалу атмосфера спектакля явно тяготеет к тарантиновскому трэшу. Оживающая покойница, которая снова валится замертво, выстрелы притворные и настоящие… Но я не буду вам раскрывать все финальные секреты. Скажу только, что в новый брак по расчету вступит совсем не Юлия. Кто же? Идите на спектакль и все узнаете. Тем более что после него отчетливо понимаешь, что это история абсолютно сегодняшняя, и именно так она могла прозвучать и закончиться полтора века спустя после ее сочинения.
